Рудник С. Н.
«Сухой закон» и «пьяные бунты» в период мобилизации войск (июль – август 1914 г.)
Накануне войны Первой мировой войны в правительственных кругах, в обществе, в Государственной Думе активно обсуждался вопрос о введении ограничительных мер на продажу спиртных напитков в случае проведения мобилизации и начала военных действий. 17 апреля 1914 г. по всем губерниям России МВД разослало секретный циркуляр, в котором говорилось о том, что в случае начала военных действий необходимо полностью запретить торговлю водкой [10]. В мае в Думе обоснованно опасались, что в случае войны, без подобных ограничений мобилизация может быть попросту сорвана, и предлагали ввести существенные ограничения на торговлю спиртным, а то и сухой закон. Одним из убежденных сторонников жестких антиалкогольных мер был П.Л. Барк, министр финансов и шеф Отдельного корпуса пограничной стражи. Военный министр В.А. Сухомлинов к маю 1914 г. подготовил проект плана закрытия всех питейных заведений в стране, кроме ресторанов первого разряда в районах мобилизации. В июне он же просил министра внутренних дел Н.А. Маклакова проследить, чтобы во время мобилизации торговля алкоголем была повсеместно закрыта [2, с. 151]. 22 мая в соответствии с указом царя был издан приказ по военному ведомству № 309 о мерах против потребления алкоголя в армии. Ограничение продажи алкоголя в период мобилизации была предусмотрена приказами Военного министерства. Согласно «Руководству для призыва нижних чинов запаса армии и флота на действительную военную службу» (1908 г.), должны были закрываться питейные заведения: «1) в дни и в пунктах прохождения маршевых команд нижних чинов запаса и ратников ополчения при следовании таковых из уездных городов в части войск или в пункты формирования отдельных частей; 2) в дни и в пунктах выступления мобилизованных частей в поход или посадки их в вагоны и 3) во время прибытия и стоянок на станциях железных дорог воинских поездов, причем в этом последнем случае закрытию подлежат места продажи крепких напитков, расположенные от железнодорожных станций на расстоянии до 250 сажен» [6].
Когда в стране начали проводить мобилизацию, оказалось, что принятых мер недостаточно. С началом войны продажа крепких напитков была полностью запрещена по всей стране, кроме ресторанов I разряда, клубов, собраний и аптек, а в определенном радиусе от призывных участков и железных дорог – всяких, в том числе пива и виноградного вина [3]. 22 августа 1914 г. высочайшим указом продажа спирта, водки и водочных изделий для местного потребления была прекращена до окончания войны.
Всеобщая мобилизация в Российской империи была объявлена Николаем II в ночь с 17 на 18 июля (30–31 июля). Мобилизация характеризовалась большими масштабами: только в июле – августе по всей империи было призвано из запаса 3 115 тысяч нижних чинов [5, с. 17]. 21 июля 1914 г. последовал указ Николая II «О призыве на действительную службу ратников ополчения I разряда в некоторых местностях Империи». Петербург внимательно следил за ходом мобилизации. Управление по воинской повинности МВД 22 июля 1914 г. направило в Департамент полиции просьбу информировать ведомство «о случаях нарушения порядка во время приема запасных на сборных пунктах и при следовании их как на эти пункты, так и в части войск по назначению» [4, л. 19]. Уже через три дня министр внутренних дел получил первые тревожные телеграммы из Уфимской губернии, где в небольшом городе Стерлитамаке скопилось более 10 тысяч запасных. Голодные, поскольку кухню разгромили сразу, а кормовых денег (т. е. денег на продовольствие) они не получили, мобилизованные разгромили винный склад, несколько магазинов, ранили надзирателя и его помощника, открыли стрельбу по полицейской страже. Весь город, оставшийся фактически без защиты, замер в ожидании грабежей и поджогов. Городской голова Ростовцев просил Петербург срочно «заменить воинского начальника, на которого запасные жестоко озлоблены», разрешить выдать им «кормовые на руки», а также «выслать надлежащую охрану», так как вся воинская команда состояла всего из 20 человек, и офицеров в «помощь воинскому начальнику» [4, л. 21–21 об].
Уфимский губернатор П.П. Башилов в телеграмме от 25 июля также бил тревогу и просил о помощи [4, Л. 29]. Вскоре городской голова Ростовцев сообщил подробности разгрома уездного города: уничтожен казенный винный склад в 1 тыс. ведер, несколько магазинов и торговых заведений (убыток составил 100 тыс. рублей), ограблено несколько квартир. Таким образом, из-за нераспорядительности воинского начальника, Стерлитамак и его 25 тысяч жителей оказался во власти 12 тысяч пьяных голодных мобилизованных на войну мужиков, к которым «примкнул весь местный преступный элемент». Полиция, ввиду своей малочисленности не могла противостоять многотысячной толпе. Стерлитамак, «отрезанный на 100 верст от железной дороги оказался в осадном положении». От имени жителей города, «всегда готовых жертвовать своей жизнью лишь в защиту престола и родины», Ростовцев уже не просил, а умолял министра внутренних дел дать распоряжение «немедленно» выдать «запасным кормовые на руки и срочно отправить» их всех из Стерлитамака [4, л. 30–32]. На следующий день глава МВД Н.А. Маклаков отдал такое распоряжение.
Следующая телеграмма о беспорядках была от Пермского губернатора И.Ф. Кошко, в которой он, сообщая о разгроме запасными винных лавок в «разных местах губернии», просил высокое начальство разрешения открыть винные лавки хотя бы «на два часа в день». «Иначе беспорядки будут расти» и дело может дойти до «кровавых столкновений», – предупреждал он [4, л. 23]. Из Симбирска вице-губернатор А.В. Арапов сообщил о том, что вполне благополучный ход мобилизации был нарушен «буйством запасных чинов» в уездном городе Сенгилее. Дело дошло до того, что местный воинский начальник на сборном пункте приказал открыть огонь, в результате чего пять человек было убито и четверо ранены, в других местах города беспорядки были прекращены без применения стрельбы. Зачинщики бунта были арестованы и заключены в тюрьму. На всякий случай Арапов направил в Сенгилей для охраны порядка роту солдат. Решительные действия воинского начальника имели успех – вскоре все 1,5 тысячи мобилизованных были отправлены в Симбирск [4, Л. 25–25 об].
Поскольку сведения о беспорядках стали поступать регулярно, то в Управлении по воинской повинности решили сформировать «особое секретное дело», причем информацию эту приказано было «никому не сообщать». Только 28 июля Департамент полиции отправил в МВД 21 копию телеграмм, одну тревожнее другой. География сообщений довольно обширна: Могилев, Минск, Новгород, Витебск, Уфа, Пенза, Саратов, Царицын, Вятка, Тобольск, Ставрополь, Новониколаевск... Донесения губернаторов и жандармских офицеров были похожи на сводки с театров военных действий. Буйство мобилизованных из запаса сопровождалось не только разгромом винных лавок, но и пожарами, стрельбой, избиениями служащих, насилиями в отношении мирного населения и, увы, человеческими жертвами. Согласно официальной сводке «о числе лиц, пострадавших во время бывших в июльскую мобилизацию 1914 г. беспорядков в некоторых местностях Империи», всего «пострадало» 412 человек, в том числе 60 должностных лиц и 352 «прочих лиц (в том числе и запасных)». Из этого числа 225 человек было убито, в том числе 9 «должностных лиц». Больше всего жертв было в Пермской (68 ранено и 47 убито) и Томской губернии (37 раненых и 140 убитых) [4, л. 129–130].
Трагедия случилась на Лысьвенском заводе (Пермская губерния). Многотысячная толпа рабочих и мобилизованных запасных требовала «выдачи на руки 350 тысяч рублей» и когда «управляющий округом Онуфрович отказал», толпа загнала в здание управления его, помощника исправника и еще шесть полицейских. В течение трех часов они отстреливались, держали оборону. Тогда толпа «натаскала к зданию дров, бочек, облила» все керосином и подожгла, и «когда осажденные» начали «выбегали из горящего здания», все они, кроме Онуфровича, были убиты и изуродованы. Управляющий округом, избитый, «застрелился сам». Обезумившая толпа, умывшись кровью, «перерезала телеграфные и телефонные провода», подожгла «деревянный мост» и «восемь заводских зданий». Бунт удалось подавить только после того, как губернатор Кошко направил в Лысьву члена губернского присутствия Лихачева с ротой солдат и двумя пулеметами [4, л. 50–50-об].
Наиболее опасная обстановка сложилась в Томской губернии, где принятые на службу нижние чины по пути следования по железной дороге Иркутск – Томск громили винные лавки и станционные буфеты, нападали на пытавшихся утихомирить их жандармских офицеров и стражников. На вокзале Новониколаевска мобилизованных силой вернули в вагоны, при этом было убито девять и ранено двадцать два человека, также случайно был убит кондуктор [4, л. 66]. Пьяные погромы со стрельбой и человеческими жертвами произошли и в Кузнецке. Губернатор В.Н. Дудинский неоднократно сообщал о разгроме винных лавок в селах Барнаульского уезда, причем в селе Утянском запасные убили ямщика. Всего же в губернии мобилизованные на войну разгромили 52 винные лавки из 600 [4, л. 42].
О том, что происходило в самом Барнауле, подробно изложил в своем отчете от 31 июля начальник Томского губернского жандармского управления. Как только Барнаульское начальство получило телеграммы о начале мобилизации, исправник тут же отдал приказ закрыть в уезде все места «продажи спиртных напитков». Два дня все было спокойно, но 20 июля в сельской местности начались погромы винных лавок. Вечером 21 июля в Барнауле стали появляться пьяные «партии запасных», которые «открыто похвалялись, что тоже проделают» и в уездном центре. Местный исправник «просил начальника гарнизона полковника Стажевского вывести из лагеря все четыре роты», чтобы взять под охрану «винный склад, казначейство и тюрьму». Однако полковник «категорически отказался» присылать войска и отправил лишь взвод «из 18 стрелков к винному складу, находящемуся в нескольких верстах от города». Утром 22 июля 1914 г. толпы мобилизованных запасных «направились к винному складу, а за ними потянулись и все подонки города». В этой критической ситуации исправник и начальник расположенного в городе небольшого отряда полковник Плотников вновь обратились «к полковнику Стажевскому, прося немедленно дать в помощь полиции три роты». Однако «полковник Стажевский в грубой форме отказал обоим». Помощник начальника Томского губернского жандармского управления ротмистр Назаревский вместе с прокурором и исправником отправились к складу, где и пытались уговорить «толпу прекратить грабеж, причем им удалось при помощи городовых запереть несколько человек из наиболее рьяных грабителей в контору». Но силы были неравны, тем более что находившийся при складе «военный караул под командой штабс-капитана Петухова совершенно бездействовал» и когда толпа забросала караульных камнями, те бежали, «не сняв даже часовых». Как сообщал начальник Томского губернского жандармского управления, «бегство караула одобрило грабивших; запертые в конторе, выломали двери, бросились к толпе, крича, что их бьет полиция». Разъяренная толпа напала на ротмистра Назаревского, кто-то ударил его бутылкой по голове. Офицер «упал, потеряв сознание». Прокурор и исправник, согласно документу, «увидев десятки занесенных над ротмистром Назаревским рук с кольями и решив, что они уже не могут спасти его, бросились к экипажу исправника» и умчались в город. Видя такое дело, «бежали со своих постов» и часовые. «После этого начался общий разгром склада и запасные, захватив с собой громадное количество водки, толпами стали возвращаться в город». Кто-то «поднял истекающего кровью и бывшего без сознания ротмистра Назаревского, уложил его на телегу и отвез в город в управление Воинского начальника, где ему и была оказана первоначальная медицинская помощь».
В Барнауле вечером «тысячные толпы пьяных стали громить магазины» и около 21 часов «в разных местах города начались пожары». Пожарным не давали тушить огонь, так как «грабители всюду встречали» их «градом камней и заставили удалиться». Мало того, захватив оружейный магазин, грабители завладели ружьями и револьверами и, рассыпавшись по всему городу, стали палить направо и налево. Полиция (всего-то 70 человек!) была бессильна что-либо сделать. Пожары, стрельба, дикие крики, буйство толпы «вызвало панику среди местных жителей и из города началось повальное бегство». В этой ситуации, около 12 часов ночи полковник Плотников вывел свой взвод на улицу и отдал приказ открыть огонь по беснующейся толпе. Последовали два залпа и пять минут «стрельбы пачками». Наконец, через час все было кончено. Согласно донесению жандармского офицера, во время этих беспорядков было убито около 100 человек. В сгоревших домах и «в пассаже Смирнова» было обнаружено много обгоревших трупов. Полиции и солдатам удалось арестовать 160 человек. На донесении жандарма Директор Департамента полиции оставил лаконичную запись: «безобразно» [4, л. 92–93-об]. Согласно донесению губернатора В.Н. Дудинского, в Барнауле запасные, кроме разгромленного винного склада, «сожгли тридцать два богатых дома», маслодельную и сельскохозяйственную конторы, «Русский внешней торговли банк, торговый пассаж, два магазина с оружием, мануфактурные магазины, пристанские пакгаузы».
Для окончательного наведения порядка в Барнаул направили четыре роты солдат, две сотни казаков, два орудия [4, л. 43]. Кроме того, Томский губернатор приказал управляющим акцизными сборами вывезти вино «из всех лавок близ железнодорожных станций», на главные станции были «командированы воинские части и приняты» все меры для «подавления беспорядков» [4, л. 42].
Говоря о причинах пьяных бунтов, следует выделить несколько ключевых моментов. Нельзя не согласиться с С.В. Букаловой в том, что «беспорядки среди мобилизованных были реакцией не на войну как таковую, а на факт массового призыва в армию в сочетании с невозможностью сопроводить его» привычным ритуалом [1], т. е. банальной выпивкой. Проводы в армию без водки противоречили народным представлениям о проводах мужиков на войну. «Сухой закон» спровоцировал протест, который вылился в банальный «русский бунт», тот самый, «бессмысленный и беспощадный».
Распространению беспорядков способствовала и плохая в ряде мест организация призывов. Не хватало еды, кормовых денег, поездов. Недостаточно хорошо было организовано движение маршевых команд от места призыва до воинской части, как на пеших участках пути, так и на железной дороге. Однако никак нельзя согласиться с мнением, например, известного историка С.В. Тютюкина, который, на основании того факта, что волнения мобилизованных наблюдались в 43 губерниях, делал вывод «о социальном протесте народных низов против существующего строя» [7, с. 304]. В документах нет и намека на какой-либо политический протест со стороны мобилизованных. Но, в то же время, в их среде не было заметно и ура-патриотических настроений. Солдат везли на войну, и многие чувствовали, что не вернутся с нее домой.
Литература
1. Букалова С.В. «Сухой закон» и «пьяные бунты» августа 1914 г.: реализация политики трезвости в контексте культурной антропологии [Электронный ресурс]. – URL: https://histrf.ru/ru/biblioteka/pamyatniki-geroyam-pervoy-mirovoy/100-let/sukhoi-zakon-i-p-ianyie-bunty-avghusta-1914-gh-riealizatsiia-politiki-triezvosti-v-kontiekstie-kul-turnoi-antropologhii.
2. Мак-Ки А. Сухой закон в годы Первой мировой войны: причины, концепция и последствия введения сухого закона в России: 1914–1917 гг. // Россия и Первая мировая война: Материалы международного научного коллоквиума. – СПб., 1999. С. 151.
3. РГИА. – Ф. 575. Оп. 6. Д. 841. Л. 4об.
4. РГИА. – Ф. 1292. Оп. 1. Д. 1729.
5. Россия в мировой войне 1914-1918 гг. (в цифрах). – М., 1925. С. 17.
6. Сборник приказов по военному ведомству за 1908 год. Цит. по: Пашков Е.В. Антиалкогольная кампания в России в годы Первой мировой войны // Вопросы истории. – 2010. – № 10. – С. 80–93.
7. Тютюкин С.В. Война, мир, революция. Идейная борьба в рабочем движении России. 1914–1917 гг. – М., 1972. С. 304
8. https://winetalk.ru/market/%E2%80%9Csuxoj-zakon%E2%80%9D-v-rossijskoj-imperii-v-1914-godu
