Глава 3. Индонезия: Уроки для ЭКа
В дополнение к тому, что я узнавал о своей новой карьере, я читал много книг об Индонезии. «Чем больше вы узнаете о стране прежде, чем посетите ее, тем легче будет ваша работа», – советовала Клодин. Я принял ее слова близко к сердцу.
Когда Колумб поднял паруса в 1492 г., он намеревался достичь именно Индонезии, известной в те времена как Острова Пряностей. В колониальную эпоху Индонезия считалась сокровищем побольше, чем Америка. Ява с ее необыкновенными тканями, легендарными пряностями и богатыми королевствами была драгоценным призом и ареной сражений между испанским, голландскими, португальскими и британскими авантюристами. Голландцы добились триумфальной победы в 1750 г, но несмотря на то, что им покорилась Ява, для завоевания остальных островов им потребовалось еще 150 лет.
Когда японцы вторглись в Индонезию во время Второй Мировой войны, голландцы оказали им лишь небольшое сопротивление. От японской оккупации индонейцы, особенно яванцы, сильно пострадали. После поражения Японии в Индонезии появился харизматический лидер Сукарно и была объявлена независимость. Черех четыре года борьбы, закончившейся 27 декабря 1949 г., Нидерланды спустили свой флаг и вернули суверенитет людям, которые в течение трех столетий не знали ничего, кроме борьбы и колониального рабства. Сукарно стал первым президентом новой республики.
Управление Индонезией оказалось более сложной задачей, нежели разгром голландцев. Совершенно неоднородный архипелаг из более чем 17500 островов оказался кипящим горшком трайбализма, различных культур, десятков языков и диалектов, этнических групп, которые столетиями нянчили старую вражду. Конфликты были часты и жестоки, Сукарно их запретил. Он приостановил деятельность парлдамента в 1960 г. и объявил себя пожизненным президентом в 1963 г. Он вступал в тесные союзы с коммунистическими правительствами по всему миру в обмен на оружие и военное обучение. Он послал вооруженные советским оружием отряды в соседнюю Малайзию в попытке распространить коммунизм повсюду в Юго-Восточной Азии и заслужить одобрение мировых социалистических лидеров.
Возникла оппозиция и в 1965 г. начался переворот. Сукарно избежал убийства только благодаря своей любовнице. Многим из его высшим офицерам и советников повезло значительно меньше. Происходящее напоминало события 1953 г. в Иране. В конце концов, во всех неурядицах была обвинена Коммунистическая партия, в особенности ее фракция, близкая к Китаю. В последовавшей резне, затеянной военными, было убито от трехсот до пятисот тысяч человек. Глава военных, генерал Сухарто, стал президентом в 1968 г..
После 1971 г. решение Соединенных Штатов соблазнить Индонезию отказаться от коммунизма только укрепилось вследствие сомнительности результатов Вьетнамской войны. Президент Никсон начал частичный вывод войск летом 1969 г. и американская стратегия переориентировалась на более глобальную перспективу. Она сосредоточилась на предотвращении эффекта домино – когда одна страна за другой, подобно костяшкам домино, падали бы в руки коммунистов – и сфокусировалась на нескольких странах, Индонезия была ключевой. План электрификации, подготовленный MAIN, был частью широкого плана обеспечения американского господства в Юго-Восточной Азии.
Внешняя политика США базировалась на предположении, что Сухарто будет служить Вашингтону, как и иранский шах. Соединенные Штаты также рассчитывали, что эта страна послужит образцом для других стран региона. Частью стратегия Вашингтона основывалась на предположении, что выгоды, полученные Индонезией, повлекут положительные последствия для всего мусульманского мира, особенно на взрывоопасном Ближнем Востоке. И, наконец, в Индонезии была нефть. Никто не имел представления о ее качестве и запасах, но сейсмологи нефтяных компаний были полны оптимизма.
По мере внимательного чтения книг в Бостонской публичной библиотеке мое волнение росло. Я начал представлять себе предстоящие приключения. Работая на MAIN, я сменил бурную жизнь Корпуса Мира на роскошную и блестящую. Мое времяпрепровождение с Клодин уже было реализацией одной из фантазий, и все это выглядело слишком хорошо, чтобы быть правдой. Но я уже чувствовал себя, по крайней мере, частично подготовленным для того, чтобы справиться с заданиями, предлагаемыми после этой подготовительной школы.
И еще кое-что случилось в моей жизни. Энн и я перестали жить вместе. Я думаю, это случилось потому, что она почувствовала, что я веду двойную жизнь. Пожалуй, это было также логическим следствием той некоторой неприязни, которую я ощущал к ней за то, что она вынудила нас пожениться. Не имело значения то, что она заботилась обо мне и поддерживала меня во время нашей командировки от Корпуса Мира в Эквадор, я по-прежнему считал, что она воплощает ханжеские стандарты моих родителей. Но, разумеется, оглядываясь назад, я уверен, что главным фактором были мои отношения с Клодин. Я не мог сказать Энн о них, но она догадывалась. Мы решили разъехаться на разные квартиры.
В один из дней 1971 г. примерно за неделю до моего предполагаемого отъезда в Индонезию, придя к Клодин, я обнаружил, что небольшой обеденный стол сервирован сырами и хлебом, а также бутылкой прекрасного божоле. Она подняла тост за меня.
«Вы сделали это, – она улыбнулась, но улыбка ее не показалась мне искренней. – Теперь вы – один из нас».
Мы небрежно поболтали в течение получаса или около того, а после того, как мы прикончили вино, она бросила на меня взгляд, который я никогда раньше не видел. «Никогда и никому не рассказывайте о наших встречах, – сказала она строго. – Я не прощу вам этого, и буду отрицать, что когда-либо встречалась с вами». Она впилась взглядом в меня и, пожалуй, впервые я ощутил исходящую от нее угрозу, а затем холодно засмеялась: «Разговоры о нас сделали бы вашу жизнь небезопасной».
Я был ошеломлен. Я почувствовал себя ужасно. Но позднее, когда я в одиночестве возвращался назад к Пруденшл-Сентр, я был вынужден признать безупречность схемы. Фактически все наше время мы провели в ее квартире. Не существовало ни единого следа или свидетельства о наших отношениях, и никто в MAIN не был вовлечен в них никоим образом. Но, вместе с тем, я оценил ее честность: она не хитрила со мной на манер моих родителей с Тилтоном и Миддлбери.
